Экстравагантный и меланхоличный, главный певец декаданса на российской рок-сцене Глеб Самойлов встретился с M24.ru в одном из московских кафе. Музыкант появляется в назначенное время – 17.00 – и напоминает кота Базилио – черная потертая одежда, шляпа и слегка туманный взгляд. После того как спутница рок-звезды заказывает пепельницу и выпить и погружается в айфон, мы начинаем нашу беседу, посвященную концерту по случаю дня рождения Глеба Самойлова.

– 4 августа в клубе "Б2" состоится концерт группы "Глеб Самойлов и The Matrixx", посвященный вашему дню рождения. Какой будет треклист?

– Ожидается расширенная программа из песен с двух наших предыдущих альбомов, включая мои сольные программы, и несколько песен из нового альбома. Мы решили не исполнять больше новых песен, потому что иначе поклонникам будет неинтересно его потом слушать.

– Как собираетесь отмечать день рождения помимо московского концерта?

– На следующий день мы уезжаем в Санкт-Петербург играть концерт, посвященный этому же событию. Поэтому отмечать не получится.

– Скоро ожидается выпуск вашего третьего альбома, релиз запланирован на 3 октября. Расскажите о нем.

– Альбом называется "Живые, но мертвые", это аллюзия на роман советского писателя Симонова "Живые и мертвые". Те, кто не читали роман, могли смотреть одноименный фильм. Мне казалось, что это вполне удачный каламбур, подходящий к сегодняшнему обществу, современному, но, тем не менее, нашлись люди, которые чего-то не поняли. Ну… удачи!

– Кто эти живые, но мертвые?

– Да это все мы. Это фраза мне пришла в Питере то ли 29, то ли 30 декабря предыдущего года, когда я ехал в метро и смотрел на людей, лица которых, несмотря на то, что впереди праздник, мрачнее некуда. Я понял что вот – живые, но мертвые.

– Это, как говорил классик, мертвые души?

– Нет. Это ко всем нам относится. Есть английский писатель Престли, у него был рассказ – я не помню, как он назывался – едет человек в поезде, какой-то чиновник. Ему попутчик рассказывает, что все окружающие спят. Он: да что ты такое несешь, что за фигня? Приезжает в город, где ему надо читать доклад, выходит на сцену и понимает, что все в зале с открытыми глазами, но все спят. И он кричит – проснитесь! Проснитесь!

– Он живой?

– Ну, оказалось, живой. Может, все живые. Просто им надо об этом напомнить.

– В интервью томской передаче "В телевизоре" в 2008 году на вопрос, почему ваше творчество столь мрачно, вы отвечаете: "Мои стихи предназначены для того, чтобы люди чувствовали боль, но не мою, а этого мира. Чтобы люди чувствовали необходимость этот мир менять. Если кто-то может изменить себя, чтобы менять этот мир, пусть меняет". То есть вы считаете, что мир надо менять на уровне личности?

– Это единственный путь, я глубоко в этом убежден.

– В последнее время в российском обществе активно муссируется тема секс-меньшинств. Как вы относитесь к геям?

– Это их дело, я к этому никак не отношусь. У меня есть знакомые, и хорошие, относящиеся к секс-меньшинствам, но что-то как-то они не обязательно ходят на парады и что-то как-то не обязательно себя афишируют. Также как я не выхожу на площадь, размахивая флагом "Гетеросексуализм – это круто!".

– Вернемся к музыке. В том же интервью, которое я уже упоминала, вы сказали, что задача художника – делать людей недовольными. Почему?

– Человек, довольный всем, ничего менять в жизни не будет. Ни в себе, ни в жизни, а тем более ни в мире окружающем.

– Вы согласны, что искусство делится на созидающее и деструктивное?

– Искусство есть только разрушающее. Созидающего искусства не существует.

– А как насчет так называемого высокого искусства? Например, живопись эпохи возрождения.

– Это было разрушение классических норм.

– Нормы менялись, но искусство служило возвышению духа человека. Сравните Гигера и Микеланджело, Чужого и потолок Сикстинской капеллы. Цели искусства разные.

– Рисовать Христа с бицепсами и трицепсами… Цель может и разная, а смысл один – разрушение. Сексуально привести к Христу. Любое искусство по определению разрушительно, оно разрушает что-то перед этим устоявшееся. Иначе это не было бы искусством, это было бы культурой. А как сказал один мой знакомый доктор, при слове "культура" я хватаюсь за парабеллум. Доктора звали Ёзеф.

– Не боитесь, что вся эта упадническая тематика "Агаты Кристи", а теперь The Matrixx может фатально влиять на неокрепшую психику ваших фанатов? Вспоминая эту громкую историю с Чесноковой…

– Маша шагнула не из-за нас, не из-за группы "Агата Кристи"... Она была из "долбанутых" группиз. Она была хорошим человеком, все, кто ее знали, помнят ее. Со всеми ее прибамбасами и психонутостью она у всех теплое ощущение оставляла.

– Есть мнение, что фанатизм – это отсутствие собственной личности, духовная неполноценность. Как вы к относитесь к этому явлению?

– Я согласен с этим. Поэтому фанаты себя никогда фанатами не называют, они называют себя поклонниками творчества. Иногда это действительно заменяет им какую-то часть своей жизни, может, большую часть – я не знаю.

– Как изменился зрительный зал с тех пор, как вы три года назад ушли из "Агаты Кристи" в The Matrixx? Фанаты в основном не наивовские а "Агаты Кристи" все-таки?

– Костяк, да. Но на самом деле давно уже появляются в зале, в основном подростки, которые не были фанатами "Агаты Кристи", а стали фанатами именно The Matrixx… По возрасту начался разброс еще более дичайший, чем при "Агате Кристи", то есть от совсем детей 13-14 лет до взрослых, серьезных, седовласых мужчин, которые очень ответственно подпевают всем песням, у которых реально кулаки сжаты уже.

– Вы считаете The Matrixx коммерческим проектом?

– Я считаю The Matrixx самым честным проектом. Я не беру сейчас в расчет молодых, которые что-то там делают... В "Агате" это был всегда компромисс, причем не только с моей стороны, но и со стороны Вадика, потому что со-творчество – это всегда компромисс. Здесь – полная свобода.

– В 2005 году вы с Вадимом участвовали в очень интересном проекте, инициированном Михаилом Козыревым, – озвучке ныне уже культового мультфильма Тима Бертона "Кошмар перед Рождеством". Вы не хотите попробовать себя в кино или театре еще?

– На самом деле, очень интересная работа была. Изначально Миша Козырев расписал роль – мы с Вадиком должны были озвучивать двуликого мэра. Изначально говорилось, что депрессивным будет Глеб, а оптимистичным будет Вадик. Мы с Вадиком так посмотрели и решили сделать наоборот.

О кино не задумывался и не задумаюсь никогда, потому что я никудышный актер абсолютно. Для меня съемка в клипах – это мука невероятная. Если не дай бог меня заставляют еще что-то там изображать – вешаться хочется.

– Напоследок, за 30 лет на сцене удалось изменить что-то в мире?

– Да. Когда я вижу в первых рядах подростков, которые орут вместе со мной с горящими глазами все мои политические тексты, я думаю, что да.

– Они понимают, о чем поют?

– А какая разница, они чувствуют, а это главное. Они не обязаны все понимать буквально, дословно – они чувствуют это.

Мария Аль-Сальхани, 29/07/2013
Источник: www.M24.ru